— По большому счёту, Кирилл, если не соблюдать правила, ничего не добьёшься, — Валерий уже разглагольствовал. — Один раз ты восстановил справедливость, пусть даже для нас это безопасно, но в стратегическом смысле только ухудшил ситуацию.
— Почему это?
— Потому что в другой раз тот парень той девке и палку вставит, и зубы выбьет, чтобы на помощь не звала, — грубо сказал Гугер.
Валерий, чувствуя победу, проявил снисходительность:
— Гугер прав, Кирилл, извини. Надо дистанцироваться. Тебе только кажется, что ты можешь помочь. Это ложное ощущение. Понимаешь, всё ведь не просто так. Люди выбрали именно такой образ жизни. Да, порой они кричат и плачут, но в целом их всё устраивает.
— А если не устраивает? — строптиво возразил Кирилл.
— Тогда надо либо уезжать, либо менять жизнь. Но ведь они не делают ни того ни другого.
— А если не могут?
— Ну как не могут? Что-нибудь да могут. Даже в тюрьме люди что-то могут, а тут обычная деревня. Бедная, конечно, но всё равно. А мы просто не имеем права вмешиваться в чужую жизнь. Это неэтично.
Валерий вывернул тему так, что Кирилл оказался не прав не только по отношению к товарищам, но и по отношению к истине. И это Кирилла опять взбесило.
— Валер, давай поменяемся? — яростно предложил он. — Ты будешь по деревне ходить, сказки собирать, с местными общаться, а я с Гугером буду стенку мазать.
— Я не против, мне по фиг, — сразу сказал Гугер.
— Кирилл, понимаешь, нас подобрали по психотипам. Тебя Лурия определил на эту работу. Ты согласился. Теперь недоволен. Но я же всё равно не смогу выполнить твою работу.
— А чего не смочь-то? — издевательски удивился Кирилл. — Ходи да расспрашивай, проблем-то?
— Слушай, Кир, а ты не ходи к ним вообще, а? — Гугер тоже хотел найти какой-нибудь компромисс, желательно универсальный. — Сочини сам какую-нибудь туфту, скажи, что это местные тебе рассказали, и всё. Кто проверит? Да и какая разница?
— Диктофон, — убийственно-спокойно пояснил Кирилл.
— Ну, фальсифицировать данные, конечно, нельзя, — осторожно сказал Валерий. — Однако рисковать тебя никто не обязывал. Насколько смог сделать свою работу — настолько и сделал.
— А на местных наплюй, — добавил Гугер. — Относись как к игре. Всё ненастоящее.
— Убедили мы тебя, Кирилл? — Валерий ждал капитуляции.
«Наплюй»… Да, он ничего не изменит. Может, только ухудшит… Да, он обязан и этим, и этим, если уж подрядился на такую работу… Да-да-да, правы все-все, кроме него. Но он вспомнил фотографию Лизы с выпускного вечера. Идиотскую, конечно, с кричащими цветами дешёвой студии Fujifilm. Там Лиза глупая, смешная, счастливая. Красивая. А сейчас, года через два-три, она немая, никакая, безнадёжная. И дают ей сорок лет.
— Я не знаю, пацаны, — холодно сказал Кирилл. — Вы не обижайтесь, но я буду действовать как выйдет. Я по-другому не могу. Я постараюсь не подставлять никого, но…
— Но подставлю, — хмыкнул Гугер.
— Нехорошо быть благородным за чужой счёт, понимаешь?
— Да иди ты, Валер, со своим счётом. Кругом у тебя счёты.
За окнами школы всё как-то потяжелело. Разозлённые Гугер с Валерием опять ушли в автобус, и Кирилл в пустом здании в одиночку встречал тьму деревни Калитино.
Кирилл не хотел, чтобы наступающая ночь стала для него новой ночью кошмаров. А что сделать? Либо сразу уснуть, либо вообще не спать. Кирилл решил совместить обе технологии: сесть за ноутбук и бродить в поисковиках до тех пор, пока не свалится и не отрубится.
Он залил в чайник воду, поставил на одну из парт кружку, банку растворимого кофе, коробку рафинада и фонарь, расстелил на полу коврик и спальный мешок. Когда потянет в сон, нельзя терять ни секунды на приготовления — вдруг дрёма развеется?
Кирилл сходил к выходу, тщательно прикрыл дверь и чуть-чуть привалил её доской: доска упадёт, когда дверь откроют, но упадёт как бы невзначай, чтобы Гугер или Валерий не догадались об этой его сигнализации, если это они войдут. Дверь в свой класс Кирилл тоже закрыл и загородил другой партой, на которую положил ноутбук.
От всяких страхов его надёжно отвлекла бы порнуха, но Кирилл опасался словить вирус и подвесить ноут, а здесь его не восстановить. Ни в ЖЖ, ни в «аську», ни в Twitter, ни в You Tube, ни ещё куда Кирилла совершенно не тянуло. Только Гугер мог преспокойно играть онлайн, пребывая в деревне псоглавца. А для Кирилла мир прежних коммуникаций сделался безмерно далёк и даже как-то нелеп. И потому в окошке вызова Кирилл настукал «Святой Христофор». Святой не мог приносить зла, а в идеале должен избавить от наваждений.
47 тысяч результатов. Кирилл принялся листать страницы. Может быть, выяснив о Христофоре всё, он поймёт, что здесь творится? А ведь здесь что-то происходит. Что-то странное и нехорошее.
В первую очередь Кирилла интересовало, почему у святого собачья голова. Версий оказалось много.
Первая версия, не мудрствуя лукаво, дала Христофору собачью голову от рождения. Мол, сразу был таким, и точка.
Вторая гласила: до крещения Христофор был людоедом. В этом Кирилл усомнился. Он уже читал, что из-за латинского слова «канис» каннибалы стали псоглавцами. Но вряд ли даже самый упёртый миссионер пожелал бы крестить людоеда. Как-то это через край.
Третья версия заключалась в том, что Христофор был варваром. Понятно, все варвары с собачьими головами. Легенда уточняла, что он происходил из страны Ханаан, а латинское «ханаанский» — «cananeus» — по написанию похоже на «canineus» — «собакоподобный». Ханаан лежал между Евфратом, Иорданом и Средиземным морем.