— Видимо, кто подвернётся. У кого и так есть мотив преследовать.
У Годовалова был мотив догнать Лизу, подумал Кирилл. Обида и ревность. Мотивом для убийцы Николая Токарева вполне мог быть заказ Шестакова. А мотивом для Валерия и Гугера — выкуп автобуса.
Кирилл долго молчал. Песок дороги мягко хрустел под ногами.
— Но почему — псоглавцы? — наконец спросил Кирилл. — Почему — оборотни? Ведь Лёха, Валерий или Гугер не были раскольниками! Да им вообще было плевать и на историю деревни, и на историю раскола! Годовалов — круглый идиот! Почему же получилось по-раскольничьи?
— Я ведь прослушал ваши разговоры, — напомнил Роман Артурович. — Я понимаю, что на вас подействовали аргументы Валерия. И сейчас вы спрашиваете: откуда псоглавец, культурный герой, если здесь нет культуры? Однако у Валерия ортодоксальные представления о бытии культуры. Валерий говорил: культура либо есть, либо её нет. — Роман Артурович усмехнулся. — То есть культура как беременность. Но есть формы существования культуры, о которых Валерий не знает. Можно попробовать рассказать вам, Кирилл, об одной из таких латентных форм. Получится очень вульгарная теория дэнжерологии. Желаете узнать? — Роман Артурович посмотрел на Кирилла.
— Давайте. Может, пойму.
Они шли через кладбищенский лесок, и странный дэнжеролог излагал Кириллу странные вещи. Культура, говорил Роман Артурович, это совокупность определённых стратегий изменения, постижения или отражения мира. Это особым образом организованная информация. А вот что такое информация, никто до сих пор не знает.
Дэнжерология зиждилась на утверждении, что информация имеет ещё и физическую природу. Как свет, который и электромагнитная волна, и поток фотонов, то есть сразу и нематериален, и материален.
В материальном измерении культуру, то есть информацию, можно заархивировать, как файл с текстом в программе Word. И флэшкой, то есть хранителем файла, обычно является некий артефакт той самой заархивированной культуры. Скажем, фреска Псоглавца.
— Такой носитель мы называем английским термином «сабджект», — пояснил Роман Артурович. — Парфенон — сабджект античности, а Витрувианский человек — сабджект Ренессанса. Пирамиды — сабджекты Древнего Египта, а «Слово о полку Игореве» — сабджект Древней Руси. Шапки шаманов — сабджекты языческих культур, фильм «Аватар» — сабджект новейшей эпохи, а Псоглавец — сабджект культуры раскола.
Пока что Кирилл всё понимал. Культура — это информация, информацию можно записать, запись — это сабджект, артефакт.
Но дело было не в сабджекте, а в окружающей его среде. Если она была органична культуре сабджекта, то сабджект по мере надобности легко можно было разархивировать и заархивировать обратно. Но если окружающая среда была неорганична или даже агрессивна, то сабджект становится опасен для людей. И к нему следовало подпускать только сапёров культуры — дэнжерологов.
Сабджект напомнил Кириллу какого-то дикого зверя вроде бизона. В прерии, наверное, к бизону можно было подойти и даже покормить, а в городе бизон обезумеет, понесётся и начнёт бодать всех подряд.
— Нынешняя российская деревня утратила былую культуру русской деревни, а современную культуру города не обрела, — говорил Роман Артурович. — Нынешняя российская деревня — не носитель культуры вообще. Агрессивная среда. Но в ней с прежних времён остались сабджекты. Ведь как стоял в Калитине храм с Псоглавцем, так и стоит. И его сабджект можно разархивировать.
В общем, Кирилл понял, что Лёха Годовалов, Саня Омский или Мурыгин, дегенераты, просто не могли разархивировать Псоглавца. Они невосприимчивы к культуре. Они жили возле храма, как крысы в доме с телевизором, но включать телевизор не умели.
— Вот вам ещё аналогия, Кирилл, — говорил Роман Артурович. — Культура — джинн, сабджект — бутылка, в которой его заархивировали. Человек культуры умеет открывать бутылки. Но победит джинна лишь тот, кто знает природу джиннов. Вы, Кирилл, открыли бутылку, разархивировали сабджект раскольников, выпустили джинна. Но вы — с точки зрения джинна — совершили преступление, и джинн культуры бросился на вас: вы ушли из зоны, а за вами кинулись боги конвоя.
Для человека культуры, понял Кирилл, разархивировать сабджект — нет проблем. Особенно когда под рукой Google. Но беда была в том, что Кирилл не знал всех законов этой культуры и совершил деяние, которое в этой культуре карается псоглавцами. Они и явились.
— И вот тут я должен был оказаться на их пути, — мрачно признал Роман Артурович. — Но я всё проморгал.
Впереди за деревьями кладбищенской рощи появился свет прожекторов на заборе усадьбы.
— А в Москве такая история могла произойти? — спросил Кирилл. — Ведь там тоже есть фрески Псоглавца…
— Москва — огромная сумма сообществ. В Москве перейти в другое сообщество — не преступление, — словно отмахнулся Роман Артурович. — А здесь было только два сообщества — ваше и местное. Вы своё сообщество оставили. Оставили ради другого сообщества, которое было тупое и агрессивное, антагоничное любой культуре. И ваше сообщество отомстило вам. По-раскольничьи.
— А почему Лиза видела псоглавцев? — вспомнил Кирилл. — Или её отец? Они из той же убогой среды, что Лёха или Саня, они не сумеют разархивировать ваш сабджект!
— А я не влезу в вашу личную жизнь, Кирилл? — искоса глянул Роман Артурович. — Вы можете узнать вещи, которые вам… э-э… скажем, будут неприятны. Не о девушке. О себе.
— Вы осторожны, как дэнжеролог, — желчно ответил Кирилл.